О своём пути в искусство, любимых ролях, программе «Следствие вели» и многом другом рассказал на встрече с журналистами в Ессентуках Леонид Каневский. Часовая пресс-конференция заслуженного артиста РСФСР, состоявшаяся в ходе III Международного фестиваля детского кино «Хрустальный ИсточникЪ», вызвала большой интерес представителей СМИ и творческой молодёжи и стала одним из ярких моментов кинофестиваля, проходившего при поддержке Президентского фонда культурных инициатив.
Вот о чём рассказал Леонид Семёнович во время общения с прессой.
Как вошёл в профессию
Недолго входил в неё. В 4 классе приятель вытащил меня в драмкружок, который был при клубе МВД. Пришёл домой и сказал маме с папой: «Буду артистом!». Они поулыбались: 11 лет, пройдёт. Но до 10 класса плавненько убедил их, что буду артистом. Родился и жил в Киеве, но после школы поехал в Москву и сразу поступил в Щукинское училище.
В 1956 году Театр Вахтангова был у нас на гастролях. Моя тётя, мамина сестра, знала администратора театра Бориса Островского и попросила его узнать, кто набирает в этом году курс в Щукинском училище, и чтобы меня прослушали. Среди них были Владимир Шлезингер и Владимир Этуш, и я им в Киеве читал стихи и монолог Городничего, понимая, что его никогда не сыграю, с моим-то лицом. (Тем не менее, совсем недавно, пару лет назад, я его сыграл.) Я им показался, меня пропустили сразу на третий тур, и я приехал в Москву, где учился четыре года. Так что поиска профессии не было, я с детства знал, что буду артистом.
О своих наставниках
Так случилось, что где-то со второго курса мы подружились с Владимиром Шлезингером, который меня прослушивал еще в Киеве. Хотя я был пацан восемнадцатилетний, а он уже знаменитый артист за тридцать. Он стал не просто моим наставником, а другом. Что такое наставник? Это не тот, который указывает: «Ты должен быть таким! Ты должен поступать так!» Наставник — это человек, за которым ты наблюдаешь по жизни и хочешь быть похожим на него. В поступках, в отношении, в профессии. Владимир Георгиевич — вот это был мой настоящий наставник.
Импровизирует ли в ходе работы над ролью или играет строго по сценарию?
Артист – очень зависимая профессия. Ото всех: от драматурга, писателя, режиссёра, от партнёров. Самое важное в моей профессии – это партнёры. Когда я получаю текст, могу импровизировать. Текст какого-нибудь условного Иванова, естественно, я «подминаю» под себя. Иду по сценарию, по тексту, но делаю его своим. Конечно, редактирую, что-то добавляю, но не ролевые тексты драматургов.
Что нравится в профессии актёра?
Как я сказал, стал артистом в 11 лет и ни разу в этом не разочаровался. Это профессия, хоть и зависимая, но замечательная. Постоянно куда-то приглашают, вот и к вам приехал. Новые роли — это всегда какой-то скачок, в новую сторону, в новую версию персонажа, новый образ, который ты должен понять и подарить зрителям. Это меня и устраивает — что профессия не даёт скучать, не даёт киснуть. Надо быть всегда в форме. У меня есть такой постулат, я его придумал много лет назад: «Надо быть готовым к случаю». Многие мои коллеги, когда долго нет ролей, никуда не приглашают, начинают «рассыпаться», и когда возникает предложение — уже не готовы. Поэтому я понял, что надо быть готовым к случаю. Тебя могут долго не вызывать, а потом раз — приглашают на роль, и если ты не в форме, ты её потерял. А если в форме — ты её играешь, делаешь. Предлагают дальше, и на следующем этапе понимаешь, что ты в порядке, ты существуешь, ты, оказывается, не забыт и все эти годы ждал этого случая.
О работе с Анатолием Эфросом
Один из таких счастливых случаев произошёл в 1963 году, когда в театр Ленинского Комсомола, где я служил, пришёл Анатолий Эфрос. Это был идеальный режиссёр, уникальный человек, потрясающий тип, и большим артистом я стал благодаря ему, потому что попал в его команду. У меня есть такой момент гордости. Эфрос написал книгу «Репетиция — любовь моя». Давид Боровский был художником этой книги, и он вытащил на обложку фразу Анатолия Васильевича: «Нужно поставить еще много спектаклей. Придумать хорошую новую работу для Дурова и для Яковлевой. Для Волкова и для Сайфулина. Для Каневского и для Дмитриевой». Мне было очень приятно оказаться в такой компании. Он сделал меня артистом по-настоящему.
Любимые роли в театре
Конечно же, Сганарель в «Дон Жуане» Мольера, который ставил Анатолий Эфрос. Я играл вначале с Николаем Волковым, потом с Михаилом Козаковым, которые были Дон Жуанами. Обольститель Колобашкин по одноимённой пьесе Эдварда Радзинского — с Валентином Гафтом мы играли. Обожаемый был спектакль, практически на двоих. Потом его, кстати, сняла с репертуара министр культуры СССР Валентина Фурцева. Раньше знаете, как спектакли запрещали? У нас были «Три сестры», которые поставил Анатолий Васильевич. Так вот, она сняла их, сказав: «Это не Чехов», хотя был гениальный спектакль, и «Колобашкина» — «Это не советская пьеса». Это были две мои любимые роли у Эфроса.
Сейчас я играю уже много лет в израильском театре «Гешер», который создал Евгений Арье, он и вытащил меня туда. Есть у меня подруга артистка Клара Новикова. Она мне предложила пьесу Валерия Мухарьямова «Поздняя любовь» по рассказу лауреата Нобелевской премии Исаака Башевис-Зингера «В тени виноградника». Я попросил Арье, и он согласился её поставить. Это пьеса для троих, я в ней — Гарри Бендинер, разбогатевший стареющий еврей-эмигрант. С тех пор мы с Кларой Новиковым и Даниилом Спиваковским играем её по всему миру уже 20 лет с удовольствием, со счастьем.
Как удаётся играть столь разноплановые роли – от защитников правопорядка до криминальных элементов?
В советское время были разные группы артистов. Были те, кто играл вождей и генералов, и для них отрицательные роли были под запретом. Это даже не обсуждалось, им такие роли играть не разрешалось. А были «нерекомендованные» артисты, типа меня, игравшего майора Томина. Им не рекомендовали сниматься в определённых ролях.
Был случай, когда на «Ленфильме» снимали «Собаку на сене». Меня утвердили, даже костюм сшили, а потом режиссёр присылает мне письмо с извинениями, объяснениями, и снимался мой друг Армен Джигарханян. «Если бы я знал, что это твоя роль, я бы не снимался. Послал бы их куда подальше, что же это такое?» — потом он мне говорил.
Но был другой режиссёр, Юнгвальд-Хилькевич. Он снимал «Три мушкетёра», где я играл галантерейщика Бонасье. Ему тоже сказали на худсовете: «Юрий, Каневского мы вам не рекомендуем – майор Томин и Бонасье…» А он ответил: «Он мне нужен, он меня устраивает». «Ну, тогда на ваше усмотрение». Всё это зависит от режиссёра – кто-то шёл на поводу у худсовета, а кто-то был самостоятельным.
Какую роль считает самой сложной?
Конечно, «Бриллиантовая рука»! Это шутка, шутка… Каждая роль по-своему сложна, если к ней относиться серьёзно. Не бывает простеньких – вышел, раз-два и всё. Каждая требует подхода, разбора, проникновения в образ – что это такое, кто это такой. По сложности – конечно, Сганарель Мольера. В отношении Дон Жуана надо было выстроить это всё. Ну, вроде получилось, мы столько лет играли с Михаилом Козаковым. Объездили и Америку, и Германию, и Швейцарию – всюду принимали потрясающе. Так что, наверное, что-то получилось.
В «непереводимой игре слов» в «Бриллиантовой руке» звучит слово «мордюк», которое вставил режиссёр из-за злости на Нонну Мордюкову?
Ничего подобного. Когда я получил роль, там была пара «непереводимых» слов. Я подумал: «Что же так мало? Надо продолжить своё пребывание на экране, побыть подольше». И я придумал целый монолог, принёс на площадку и на прогоне перед съёмками это сыграл. В том числе там было «березино». После съёмке я позвонил Анне Березиной (тогда ещё мы не были женаты) и сказал: «Аня, я тебя увековечил!» Гайдай утвердил мой монолог. Потом Яков Костюковский, автор сценария, сказал: «Я тебя считаю своим соавтором».
О программе «Следствие вели»
В 2005 году работал в израильском театре «Гешер». Поступил звонок из Москвы от продюсера Дэвида Гамбурга сделать программу на основе старых криминальных дел. Придумали такое название, ассоциативное со «Следствие ведут знатоки», и назвали её «Следствие вели… с Леонидом Каневским». Но я сразу поставил условие, чтобы это были дела до 90-го года, советского времени. Я считаю, что об истории 90-х и позже другие ещё расскажут. Причём, как ни странно, но приятно, что молодёжь до 17 – главная моя аудитория. Ей интересны не столько криминальные истории и происшествия, которые можно на каждом канале включить, а то, что я рассказываю про время – как жили, как общались, что пели, куда ездили в советское время – время их отцов, матерей, дедушек, бабушек. Это заинтересовало мою аудиторию и продолжается уже 20 лет.
Как оценивает современное российское и, в частности, детское, кино?
Это у меня больная тема. Я очень любил сниматься в детских сказках, у меня их много. Мы с коллегами — Арменом Джигарханяном, Евгением Евстигнеевым — обожали встречаться на съёмках сказок. Это была всегда импровизация, фейерверк, кайф! Сейчас, к сожалению, детское кино это больше компьютерные игры. Когда игра артиста заменяется компьютером, когда дети не видят живые человеческие связи, контакты, а в основном только какие-то компьютерные истории, эффекты. На мой взгляд, сейчас нет настоящих детских сказок, с актёрами, нет каких-то школьных историй… И то, что Эвклид придумал детский «Хрустальный ИсточникЪ» — это просто потрясающе. Дети здесь могут проявляться, какой восторг был на открытии — столько талантливых ребят, девочек! Он даёт надежду, что детское кино будет продолжаться уже с хорошими артистами, режиссёрами.
О мемах про себя и образе в массовой культуре
У меня дочка собирает и мне показывает эти мемы. Их такое количество, что я просто не могу зафиксировать какой-то любимый. Они все замечательные, добрые, не хамские, не амикошонские. Главное, с юмором, ироничные — это очень важно. Мне нравится и то, что вы, сегодняшняя моя аудитория, ироничная, замечательная, отзывающаяся на все мои причуды, шутки, фразы… Огромное количество маек с моим изображением мне показывали в различных городах, и однажды моя дочка Наталья, дизайнер по костюмам, говорит: «Что это такое, почему на папе все зарабатывают?!» И стала сама выпускать майки с моими рецептами, моей подписью. Сначала говорили: «Ну что это? Зачем?». А мне было приятно, что люди носят их с удовольствием, с благодарностью.
У меня очень много фраз, которые повторяют во многих странах мира. В основном это было не по сценарию, это мои выражения. «Теперь, когда остались только свои…» — это надо сказать вслед уходящим друзьям, чтобы они это услышали. «Было бы неверно…» — поднимая бокал. В одном из сценариев было написано: «Это прошедшая история». Какая-то ленивая, неинтересная фраза. А мне вдруг придумалось: «Впрочем, это совсем другая история». И вот она вошла и стала таким мемом.
Как удаётся столько лет быть в прекрасной форме?
Гены, наверное – папа, мама… В детстве я был толстым, и меня иногда обижали «приблатнённые» ребята. Было обидно, и я подумал: что делать? И в 13 лет пошёл на борьбу. Занимался до конца школы, получил второй разряд по вольной борьбе. Потом ещё греблей занимался. Так что с тех лет держу один вес и одну форму – штатскую. Иногда для ролей надеваю милицейскую.
Какую ещё роль хотел бы сыграть?
Я очень верю в приметы. Когда я сыграю эту роль, расскажу.
Пожелания фестивалю «Хрустальный ИсточникЪ» и юным актерам.
Организаторам удалось создать такой праздник, такое шоу, не в плохом, а в замечательном смысле слова, такие выплески талантов! Ребята понимают, что они имеют возможность высказаться и проявить себя – это потрясающе. Могу пожелать только одного: как можно дольше сохраняйте верность друг другу, любовь к профессии, который каждый выбирает, будь то режиссёр, артист, художник по костюмам, гримёр… Надо беречь партнёров. Вся наша работа зависит от партнёров. На моё счастье, у меня всегда были потрясающие партнёры – в театре, в кино. Кого не назову – вы всех знаете, не просто известные, а гениальные артисты. Не знаю, как им со мной, но мне с ними повезло. Сохраняйте друг друга и продолжайте верить в свою удачу!
Подготовил Осип ЧЕРКАСОВ
Фото автора и Оксаны ЛОГВИНОВОЙ
https://искра26.рф/?post_type=post&p=53558