Возвращаются советские фильмы… Они старые – мы всматриваемся в московские улицы 60-х, усмехаемся поступкам героев, совершенно сегодня немодным, некоторые зевают, отслеживая неспешное развитие сюжетов. Они старые, и об этом напоминают очень почтенные юбилеи их создателей…
А я не смеюсь над поступками героев: они ищут смысл жизни честно, а их души чисты и естественны, не испорчены прагматизмом и цинизмом их нынешних погодков. Я с интересом наблюдаю за тем, как медленно камера следит за лицами персонажей, как в объектив вплывает, неуловимо меняясь, красота осеннего чёрно-белого леса, туман над загородным озером. И моё сердце сжимает сладкая тоска, потому что вспомнились собственные настроения полувековой давности, когда нечто, чего определить не могу, перетекало из реальности на большой экран кинотеатра, а потом возвращалось в мою жизнь.
«Заставу Ильича» я смотрел, когда фильм ещё назывался «Мне двадцать лет». Плохо помню свои впечатления от того, давнего просмотра. Но когда в перестроечные времена вместе с первоначальным названием в фильм вернулись убранные по указке партийных чиновников сцены, я с радостью узнавания по-новому увидел то, что волнует до сих пор. Как кадры из Политехнического с молодыми Андреем Вознесенским, Робертом Рождественским, Беллой Ахмадулиной… Нет уже их с нами, а там они такие молодые…
А однажды вспомнил другие кадры из этого фильма – те, где своё стихотворение «Соловьи» читает сам Михаил Дудин:
О мёртвых мы поговорим потом.
Смерть на войне обычна и сурова.
И всё-таки мы воздух ловим ртом
При гибели товарищей. Ни слова
Не говорим. Не поднимая глаз,
В сырой земле выкапываем яму.
Мир груб и прост. Сердца сгорели. В нас
Остался только пепел, да упрямо
Обветренные скулы сведены.
Трёхсотпятидесятый день войны.
Последняя строка меня вдруг как-то странно затронула: а на какую дату выпадает тот самый трёхсотпятидесятый день войны? Начал вычислять: високосным в период войны был только 1944-й, значит, от годовщины с её начала надо отмотать пятнадцать дней и получается… 7 июня! Я оцепенел и несколько минут приходил в себя: 7 июня 1943 года где-то между Курском и Орлом был убит мой дед! И только через полчаса до моего сознания дошло: да, трёхсотпятидесятый день выпал на 7 июня. Но не 1943-го, а 1942 года…
…Как-то наш руководитель вызвал на работу своих заместителей и меня заодно. Сидел я в ожидании совещания у себя за компьютером и вышел на сайт, где выложены документы из Центрального архива Министерства обороны по погибшим во время Великой Отечественной войны. И нашёл я там сведения о своём деде по отцовской линии.
Бабушка после войны долго искала известий о нем, в военкоматы обращалась. Похоронку ей прислали только в 1948-м. В ней значилось: погиб в 1943 году.
А тут – сканированная копия из донесения о безвозвратных потерях по 280-й стрелковой дивизии 70-й армии. 28 страниц. На двадцатой – запись: «Выхристюк Филипп Косьянович, 1895 г.р., мл. сержант, писарь, каптенармус, убит 7.6.1943, похоронен в с. Турейка Троснянского района Курской области». И адрес жены – бабушки моей, которой следовало отправить извещение.
Сейчас село Турейка – в Орловской области. Это недалеко от тех мест, где жили мои дедушка, бабушка, папа и тётя. Правда, дед ушёл воевать в 1941-м, а остальных угнали в Германию где-то в 1942-м, освободили те места в сентябре 1943-го, после Курской битвы. Дед месяца не дожил до её начала. Брянская область тогда ещё находилась «под немцем», так что похоронку было отправлять некуда.
Дед воевал в Первую мировую, а на Великую Отечественную ушёл в 46 лет. Он был очень образованным, работал сначала бухгалтером на паровозостроительном заводе, потом – главным бухгалтером в совхозе, а до революции учился на помощника присяжного поверенного. Так и стал писарем в полку. Однополчане вспоминали, что не хотел в хозвзводе служить, просился в другое место. А пуля или снаряд и там нашли…
Уже позже, по мере публикации Министерством обороны России документов о ходе войны на ресурсе https://pamyat-naroda.ru/, мне удалось даже восстановить по журналу боевых действий дивизии, что происходило в тот июньский день 1943-го, когда не стало деда. И навсегда запомнил про бой за высоту с отметкой 253.0, в котором он сложил голову.
С 4 по 7 июня того памятного года немецкие войска предпринимали несколько попыток захватить её. А в 19.00 7 июня от 50 до 60 самолётов с крестами на фюзеляжах около получаса утюжили склоны этой высоты, затем открыли ураганный огонь около 20 артиллерийских и до 12 миномётных батарей. Потом в атаку был брошен целый полк пехоты. Бой длился четыре часа. В 23.00 позиции пришлось оставить. За весь четырёхдневный период обороны той безымянной высоты наши войска потеряли убитыми и пропавшими без вести 304, ранеными – 405 человек…
Я ещё раз просмотрел эти документы и то донесение о безвозвратных потерях. И понял, что в каждой деревне в тех местах столько могил! А сколько солдат лежит в земле в этой самой Турейке, сколько, сколько!.. И дед мой среди них.
Сегодня я о нём знаю больше, чем когда-то его жена и дети. Их уже никого нет в живых. Родственники говорили, что я очень на деда похож. Вплоть до коричневой крапинки в левом глазу. Судя по сохранившимся фотографиям, это правда.
Подумал: если бы остался он в живых, то, вероятно, я бы знал его не только по фотографиям: в 1956-м, когда я родился, было бы ему чуть за шестьдесят. Он бы многому меня научил, о многом рассказал. Я бы его очень любил, и он меня тоже. Да вот не судьба.
Трудно рассказать, что чувствуешь, когда видишь такие документы. Вот все говорят, что 9 Мая – праздник со слезами на глазах. Для меня в этот день всё меньше праздника, а всё больше слез. Особенно после этих исписанных бисерным почерком дивизионных штабистов пожелтевших листов бумаги с изображения на компьютерном дисплее.
То стихотворение Михаила Дудина, которое звучало в авторском исполнении в фильме Марлена Хуциева, рассказывает, как на руках сослуживцев умирал тяжелораненый боец из пулемётной роты. Может быть, так же уходил из жизни и мой дед. А может, и не так, а как герой стихотворения Александра Твардовского «Я убит подо Ржевом»:
Я не слышал разрыва
И не видел той вспышки, –
Точно в пропасть с обрыва –
И ни дна, ни покрышки.
И во всем этом мире
До конца его дней –
Ни петлички, ни лычки
С гимнастёрки моей.
Деда убило, когда ему было 48. Я уже старше него на целых двадцать лет…
Геннадий Выхристюк
23.04.2025
